Geschichte der Wolgadeutschen
Приложение к статье: Губер Эдуард Иванович

Мавродиев В.Е.

МЛАДШИЙ СОБРАТ ПУШКИНА,
или Переводчик "Фауста"
из Камышинского уезда.

...В первый майский день 1835 года слушателю петербургского института Корпуса путей сообщения Эдуарду Губеру исполнился двадцать один год. Но событие это он почти не заметил, всецело поглощенный окончанием трехлетнего труда над... переводом "Фауста" Гете. Заметим, что самым первым переводом гениального произведения мировой поэзии на русский язык.

Гете работал над "Фаустом" больше трех десятилетий, опубликовав первую часть в 1808-м, а полностью завершив только и 1831 году. Можно быть уверенным в том, что еще в родительском доме, подростком, Губер прочитал трагедию в подлиннике и с той поры не только постоянно находился под влиянием и даже магнетизмом творения великого немца, но был просто одержим желанием познакомить с ним русского читателя. Да, получалось так, что последующая учеба, долгая служба в военном, а позже и в гражданском ведомствах были для нашего земляка обыденной необходимостью, данью родительским пожеланиям, но никак не призванием.

Первые юношеские стихи Губер начал писать еще на родине, и немецкой колонии Мессер Камышинского уезда Саратовской губернии, где он родился в 1814 году в семье местного пастора. Ныне это село Усть-Золиха Красноармейского района на Саратовщине. Оно расположено близ поселка Карамыш на одноименной речке.

Всю свою недолгую жизнь Эдуард Иванович ощущал себя, как и положено поэту, странником, а в большом каменном Петербурге даже чужаком. Недаром одно из своих лучших стихотворений он так и назвал: "Странник". Написано оно было уже перед смертью и на веяно одной из последних поездок в отчие края.

...Иду домой знакомою дорогой.
Я издали вернулся. На покой
Пора костям. Житейскою тревогой
Я утомлен и, слабою рукой
Облокотясь на посох мой убогий,
Я думаю с невольною тоской:
Кто мой приход на родину заметит,
Кто ныне здесь меня как друга встретит?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Домой, домой, на родину мою!
Я вновь дышу вечернею прохладой
В родных полях. Я снова узнаю
И старый дом, и церковь за оградой.
И молодость веселую свою
Я вспомнил вновь, и с тайною отрадой
На прах земли я головой клонюсь.
Я снопа здесь надеюсь и молюсь.

Это щемяще-прощальное стихотворение Губер включил в свою единственную вышедшую при его жизни книгу, которая появилась в книжных лавках Петербурга в 1845 году. Через два года его не стало. А еще через двенадцать лет сын его близкого друга на собственные средства осуществил выпуск трехтомного собрания сочинений поэта.

Мне довелось, что говорится, держать в руках это редкое издание, когда в конце восьмидесятых я приезжал в Ленинград для сбора материалов о поэтах нашего края. Нижне-Волжское издательство к четырехсотлетию основания Царицына запланировало выпуск большого сборника, своеобразной антологии местной литературы, куда пожелало включить прозу и стихи наших земляков от древнейших, по возможности, времен. Вот на вашего покорного слугу и поэта Василия Макеева и возложили тогда составление поэтической части той весьма редкой ныне книги.

В желании докопаться до глубин местной словесности мы и подались в изыскания: Василий поехал в столичную "Ленинку", а я в питерскую "Салтыковку". Там, к радости, я и откопал трехтомник Губера и ряд других пригодившихся книг, включая знаменитое в свое время издание Н. В. Гербеля "Русские поэты в биографиях и образцах" (1880), где были не только стихи Губера, но и представлены, хотя бы сведениями, другие поэты, чья жизнь и творчество связывались с Царицынским уездом и вообще с нашим краем Это бывший астраханский генерал-губернатор и основатель сегодняшней Бекетовки Никита Афанасьевич Бекетов, а также Александр Кириллович Жуковский (Евстафий Вернет), стихотворный драматург Александр Николаевич Грузинцев.

...Три небольших томика в коричневаio-бордовом переплете, довольно четкое тиснение: "Сочинения Э. И. Губера. Санкт-Петербург, 1859-1860". Гравюрное изображение автора: высокий лоб, густые бакенбарды, твердый, хотя и заметно грустный взгляд, широкие, плотно сжатые губы,,. На вид лет пятьдесят, не меньше. Поэтому странно было видеть рядом с портретом даты жизни. Даже в год издания трехтомника автору исполнилось бы только сорок пять. Возможно, к этой дате и приурочил когда-то издание незнакомый нам благородный молодой человек.

Мне показалось странным, что в обширном издании не был представлен, хотя бы отрывками, перевод "Фауста", Возможно, в те времена неоригинальные произведения включать в авторские издания не было принято. Тем не менее, несмотря на отсутствие в трехтомнике самой известной губеровской работы, он находился у библиотекарей не в "долгом ящике", исследовательскую любознательность вызывали у современников и другие произведения поэта, на полях страниц можно было увидеть еле заметные крестики, галочки, подчеркивания...

Итак, разночинец по происхождению, Губер в северной столице стал военным инженером и сумел совместить служебные занятия с литературной и философской работой Он сотрудничал с журналом "Русский инвалид", работал в "Библиотеке для чтения", печатался в "Литературной газете". Да что там! - его статьи и стихи появлялись даже в пушкинском "Современнике". Но вернемся в весну 1835 года.

За счастливым маем в свой срок пришла воистину ненастная и горькая для поэта осень: цензура три месяца рассматривав рукопись и... последовал запрет на публикацию. Возможно, в совершенстве знавший немецкий язык Губер придал переводу какое-то нежелательное для российского самодержавного "уха" звучание. Или, скорее всего, в Третьем отделении "зарубили" перевод "на всякий случай", ведь до того времени "Фауст" еще не переводился на русский, за это не брались даже весьма маститые поэты, а тут совсем молодой и совершенно неизвестный литератор, да еще и не из "того" ведомства... Так или иначе, но Губер был в отчаянии.

Упомянутый мною выше Николай Васильевич Гербель писал о тех событиях: "...Первая часть "Фауста" была запрещена. Губер изорвал ее, плод многолетнего труда, Пушкин посетил убитого горем поэта, с которым до этого времени не встречался, ободрил его и кончил тем, что убедил вторично взяться за перевод...".

По иным свидетельствам, Губер вообще сжег рукопись, что больше похоже на истину, ведь для того, чтобы восстановить первую часть "Фауста", ему потребовались еще три года. Пушкин же не только "ободрил" молодого поэта, но и, было мнение, поддержал бедного переводчика материально, а в дальнейшем, по предположению известного современного критика и нашего земляка Владимира Васильева, даже местами отредактировал текст. Не очень верится и в то, что Губер до этого не встречался с Пушкиным. Как я говорил выше, он печатался в известных литературных изданиях, возможно в "Современнике" и в тогдашней "Литературке", еще при жизни Пушкина. Не мог он, просто обожавший европейски известного поэта-современника, хоть однажды как-то не попасться ему на глаза, не поговорить. Да и Александр Сергеевич вряд ли мог так вот запросто посетить совсем незнакомого ему литератора.

Убийство Пушкина, учителя - потрясло Губера. До наших дней дошло и печатается его стихотворение "Посвящение". В восемьдесят седьмом, к стопятидесятилетию со дня смерти Пушкина, издательство "Советская Россия" выпустило сборник "Венок Пушкину", куда составители включили и "Посвящение" В этом стихотворении Губер выразил не только скорбь, но в первой же строфе благодарно вспомнил "улыбку", с которой наш гений "вызывал" его "на подвиг трудный", то есть по-отечески тепло советовал продолжить работу над переводом. И далее Губер пишет, что "благословением поэта в ночных трудах крепился я". В 1838 году Эдуард Иванович завершил перевод "Фауста" и посвятил свой труд памяти Пушкина.

На уроженца Камышинского уезда, профессионального инженера и скромного поэта упал лишь один лучик величия и внимания Пушкина - "Солнца русской поэзии", но и этого, как говорится, хватило: судьба благосклонна к его памяти и творческому наследию уже полтора века. На стихи Губера писали романсы Глинка, Гурилев, Варламов, а о критических работах неплохо отзывался Белинский. Его стихи в шестидесятых годах печатались в одном из томов большой серии "Библиотеки поэта" В восемьдесят восьмом та же "Советская Россия" издала оригинальный сборник "Муза в храме науки", где под одной обложкой были собраны стихи русских и советских ученых и техников - от Ломоносова и Хемницера до Чижевского и Несмеянова. И здесь составители не забыли о Губере, включив в книгу четыре его стихотворения.

А самая большая, лет этак за сто, подборка стихов нашего земляка была напечатана в девяностом году в поэтическом разделе сборника "Родной земли душа и память". Той самой "антологии", стихи для которой мы с Василием Макеевым собирали по столичным и местным библиотекам и архивам.

1991. 2005


Мавродиев В. E. Глаголы прошедшего времени: проза. - Волгоград: Издатель, 2006, с. 346-349.